Встреча



И странной близостью закованный..

А. Блок



Тоска, и тайна, и услада...

Как бы из зыбкой черноты

медлительного маскарада

на смутный мост явилась ты.



И ночь текла, и плыли молча

в ее атласные струи

той черной маски профиль волчий

и губы нежные твои.



И под каштаны, вдоль канала,

прошла ты, искоса маня;

и что душа в тебе узнала,

чем волновала ты меня?



Иль в нежности твоей минутной,

в минутном повороте плеч

переживал я очерк смутный

других - неповторимых - встреч?



И романтическая жалость

тебя, быть может, привела

понять, какая задрожала

стихи пронзившая стрела?



Я ничего не знаю. Странно

трепещет стих, и в нем - стрела...

Быть может, необманной, жданной

ты, безымянная, была?



Но недоплаканная горесть

наш замутила звездный час.

Вернулась в ночь двойная прорезь

твоих - непросиявших - глаз...



Надолго ли? Навек? Далече

брожу и вслушиваюсь я

в движенье звезд над нашей встречей.

И если ты - судьба моя...



Тоска, и тайна, и услада,

и словно дальняя мольба...

Еще душе скитаться надо.

Но если ты - моя судьба...



***



Что нужно сердцу моему,

чтоб быть счастливым? Так немного..

Люблю зверей, деревья, Бога,

и в полдень луч, и в полночь тьму.



И на краю небытия

скажу: где были огорченья?

Я пел, а если плакал я -

так лишь слезами восхищенья...



5 марта 1919



Достоевский



Тоскуя в мире, как в аду,

уродлив, судорожно-светел,

в своем пророческом бреду

он век наш бедственный наметил.



Услыша вопль его ночной,

подумал Бог: ужель возможно,

что все дарованное Мной

так страшно было бы и сложно?



(с)



читать дальшеНа смерть А. Блока



I



За туманами плыли туманы,

за луной расцветала луна...

Воспевал он лазурные страны,

где поет неземная весна.



И в туманах Прекрасная Дама

проплывала, звала вдалеке,

словно звон отдаленного храма,

словно лунная зыбь на реке.



Узнавал он ее в трепетанье

розоватых вечерних теней

и в метелях, смятенье, молчанье

чародейной отчизны своей.



Он любил ее гордо и нежно,

к ней тянулся он, строен и строг,-

но ладони ее белоснежной

бледный рыцарь коснуться не мог...



Слишком сумрачна, слишком коварна

одичалая стала земля,

и, склонившись на щит лучезарный,

оглянул он пустые поля.



И обманут мечтой несказанной

и холодною мглой окружен,

он растаял, как месяц туманный,

как далекий молитвенный звон.



II



Пушкин - радуга по всей земле,

Лермонтов - путь млечный над горами,

Тютчев - ключ, струящийся во мгле,

Фет - румяный луч во храме.



Все они, уплывшие от нас

в рай, благоухающий широко,

собрались, чтоб встретить в должный час

душу Александра Блока.



Выйдет он из спутанных цветов,

из ладьи, на белые ступени...

Подойдут божественных певцов

взволновавшиеся тени.



Пушкин - выпуклый и пышный свет,

Лермонтов - в венке из звезд прекрасных,

Тютчев - веющий росой, и Фет,

в ризе тонкой, в розах красных.



Подойдут с приветствием к нему,

возликуют, брата принимая

в мягкую цветную полутьму

вечно дышащего мая.



И войдет таинственный их брат,

перешедший вьюги и трясины,

в те сады, где в зелени стоят

Серафимы, как павлины.



Сядет он в тени ветвей живых,

в трепетно-лазоревых одеждах,

запоет о сбывшихся святых

сновиденьях и надеждах.



И о солнце Пушкин запоет,

Лермонтов - о звездах над горами,

Тютчев - о сверканьи звонких вод,

Фет - о розах в вечном храме.



И средь них прославит жданный друг

ширь весны нездешней, безмятежной,

и такой прольется свет вокруг,

будут петь они так нежно,



так безмерно нежно, что и мы,

в эти годы горестей и гнева,

может быть, услышим из тюрьмы

отзвук тайный их напева.



На годовщину смерти Достоевского



Садом шел Христос с учениками...

Меж кустов, на солнечном песке,

вытканном павлиньими глазками,

песий труп лежал невдалеке.



И резцы белели из-под черной

складки, и зловонным торжеством

смерти заглушен был ладан сладкий

теплых миртов, млеющих кругом.



Труп гниющий, трескаясь, раздулся,

полный склизких, слипшихся червей...

Иоанн, как дева, отвернулся,

сгорбленный поморщился Матфей...



Говорил апостолу апостол:

"Злой был пес, и смерть его нага,

мерзостна..."

Христос же молвил просто:

"Зубы у него - как жемчуга..."







Волчонок



Один, в рождественскую ночь, скулит

и ежится волчонок желтоглазый.

В седом лесу лиловый свет разлит,

на пухлых елочках алмазы.



Мерцают звезды на ковре небес,

мерцая, ангелам щекочут пятки.

Взъерошенный волчонок ждет чудес,

а лес молчит, седой и гладкий.



Но ангелы в обителях своих

все ходят и советуются тихо,

и вот один прикинулся из них

большой пушистою волчихой.



И к нежным волочащимся сосцам

зверек припал, пыхтя и жмурясь жадно.

Волчонку, елкам, звездным небесам -

всем было в эту ночь отрадно.



8 декабря 1922